|
Наверх
Войти на
сайт
Регистрация на
сайте
Зарегистрироваться
На сайте недоступна
регистрация через Google
регистрация через Google
В пожилом возрасте тоже делают "это"...
...И это - здорово!
Просто об этом не очень принято говорить (но почитать-то - можно).
Деликатно - об интимной жизни в возрасте золотой осени.
Сергей, 60 - 11 апреля 2012 19:42
Отредактировано:19.04.12 23:00
Мужские размышления о главной причине разводов
(с) ТКАЧЕНКО Александр.
У развода может быть великое множество самых разных причин. Но за этим разнообразием всегда маячит одна, самая главная и страшная — ожесточение сердца, потерявшего способность любить. Какое-то время его можно камуфлировать всякими благородными понятиями, успокаивая себя мыслями о том, что тобою движут долг или самоотверженность. Но жестокосердие — отравленное шило в мешке. Раньше или позже оно обязательно ужалит тебя и твоих близких, как его ни прячь.
Много лет я наивно полагал, что эта беда никогда не дотянется до моей семьи. А оказалось, что ей и тянуться было не нужно — с самого начала нашей семейной жизни она потихоньку грызла нашу любовь, словно крыса.
Когда же ожесточилось мое глупое сердце? Почему я не сумел заметить этого вовремя? И самое главное — что же теперь делать со всем этим? Вопросов много, а вот как ответить на них — ума не приложу. Только и остается, что сидеть и думать. Крепко думать…
Сорокалетние мужики часто бросают своих жен. Еще лет пять назад я находил исчерпывающее объяснение этому факту в тезисе: седина в бороду — бес в ребро.
Теперь мне уже самому — за сорок, и совсем иначе я смотрю на разведенных своих ровесников, совсем другие причины видятся мне в их попытках создать новую семью на обломках первой.
Увлекшись карьерным ростом, творчеством, бизнесом, отдавая этому все силы и энергию, мужчины почему-то склонны считать, будто их семья — нечто статичное и незыблемое, созданное ими однажды и далее существующее независимо от прилагаемых усилий.
Но это — страшное заблуждение, которое в итоге может разрушить любую семью, какой бы благополучной она ни казалась со стороны.
В известном советском фильме герой Олега Янковского говорил, что любовь —это теорема, которую нужно доказывать каждый день. И если в семье эта теорема вдруг остается без ежедневного доказательства — горе такой семье, если мужчина постоянно не трудится над созиданием собственного дома — горе и такому мужчине, и его дому. Поползут по стенам сначала маленькие трещинки, потом — побольше… Какое-то время еще можно себя утешать, что, мол, это не фундамент трещит, а всего лишь штукатурка облупилась: подмазать, побелить — и всё опять будет в порядке. Но наступит миг, когда истинная картина твоей семейной жизни вдруг обрушивается на тебя во всей своей неприглядности. И ты видишь, что семейные дела и заботы, которые много лет откладывал «на потом» из-за своей вечной занятости и усталости, можно больше не откладывать. И уже никогда ты не начнешь читать детям книжки перед сном, не сможешь по утрам заниматься с ними зарядкой, не будешь ходить с ними в лесные походы и еще много-много чего никогда не сможешь сделать. Потому что они — выросли. И все дела любви, не сделанные для них, так и останутся несделанными навсегда...
А рядом с тобой — уставшая, нервная, склонная к скандалам по любому пустяку женщина. Ты взял ее в жены веселой жизнерадостной девчонкой, глаза которой лучились счастьем при одном только взгляде на тебя. Только куда же оно ушло теперь, в какую дыру просыпалось? Прошла любовь, завяли помидоры…
И вот тут ясно понимаешь, что все это — твое «произведение», итог двадцати лет твоей семейной жизни. И никакими успехами в бизнесе или творчестве эту прореху не залатать, потому что и не прореха это вовсе — пробоина в борту тонущего корабля.
А когда корабль тонет, с него, как правило, бегут. Правда, в книжках пишут, что капитан уходит с борта последним. Ну, так то — в книжках…
Вот что вижу я, глядя на свою семейную жизнь. И уже не тороплюсь судить тех, кто попытался убежать от этого страшного зрелища — семьи, доведенной им до разрухи. Кстати, православным мужчинам в этом смысле приходится даже тяжелей, чем неверующим: вроде бы жил правильно, двадцать лет кичился тем, что ни разу жене не изменил, гнул пальцы, про Бога рассуждал, в храм ходил исправно, а в итоге — вон чего получилось.
И всё чаще приходит мне на ум: а не попробовать ли еще разок начать все сначала? Не сделать ли еще одну попытку, раз уж первая не удалась и корабль мой тонет? Когда говорю об этом друзьям, они округляют глаза и говорят — ты что, с ума сошел, у вас же все так хорошо!
Ах, друзья вы мои дорогие… Снаружи-то оно, может быть, и впрямь пока выглядит неплохо. Да только я-то ведь точно знаю, что за этим подштукатуренным фасадом скрывается: ткни как следует — и рухнет все в одночасье.
А выглядит — да, красиво… Причем, если я возьмусь рассказывать об этих двадцати годах, может получиться не красиво даже, а — героически. И ведь не совру при этом ни разу, вот что интересно! Но себя-то не обманешь… Сейчас я понимаю, что уже на самых ранних этапах нашей совместной жизни закладывал под нее те мины, которые сегодня активировались и вот-вот взорвутся. А ведь все так славно начиналось...
На самой первой моей исповеди в Оптиной пустыни священник спросил, грешу ли я блудом? Я с гордостью заявил, что вот уже целый год встречаюсь только с одной девушкой. Храню, так сказать, верность избраннице. Батюшка посмотрел на меня с недоумением и сказал:
— Так это все равно — блуд. Ты уж извини, но причастить я тебя не могу.
— Ну и что же мне теперь делать? — оторопело спросил я.
— Не знаю. Или — венчайтесь, или — расставайтесь. Тебе решать.
(Продолжение следует)
Добавить комментарий
Комментарии: 16
Спасибо!Мне понравилось!Это надо давать прочесть мальчикам перед вступлением в брак.И потом регулярно перечитывать при возникающих проблемах.
Показать ответы (1)
почему все девушки милы и непорочны,а замужние женщины-мегеры и стервы? потому,что девушек сотворил Бог,а женщинами их делаете вы...(как-то так)
Показать ответы (9)
(Продолжение)
Вот так, впервые в жизни, я всерьез задумался о создании семьи. «Жить быстро, умереть молодым» — это ведь не пустые слова. Для рок-тусовки начала девяностых они оказались вполне адекватным описанием жизненного маршрута: некоторые из моих тогдашних знакомцев не дожили и до тридцати. Я тоже по ряду причин был уверен, что не доживу, поэтому ни о какой семье даже не помышлял. А тут, благодаря Церкви, пришлось делать такой нежданный выбор. И я вдруг понял, что расставаться с моей девушкой мне совсем не хочется, что если уж и есть на свете человек, с которым я готов навсегда связать свою жизнь, то это — именно она.
На очередную стипендию купил я букет гладиолусов, два колечка самоварного золота в отделе бижутерии — и пошел свататься. Без всяких предварительных договоренностей, впервые за год нашего знакомства явился в дом родителей моей будущей жены и сделал предложение. А уже на следующий день, ранним утром, мы бежали с ней на электричку, чтобы ехать в соседний райцентр, где в храме служили мои друзья. Там батюшка посмотрел наши паспорта и согласился нас венчать. Сегодня такое трудно представить, но мы действительно сначала обвенчались и лишь спустя четыре месяца зарегистрировали свой брак.
Денег у меня не было вообще, свадебное торжество устраивать было не на что. Венчаться я приехал в потертых джинсах и рваном свитере, а кольца наши обручальные стоили, как сейчас помню, — 84 копейки. Но что значат деньги и золото, когда тебе двадцать четыре года, рядом — любимая, а в душе — горячая неофитская убежденность в том, что Бог всё устроит, главное — не грешить.
Собственно, Бог всё и устроил. Мама моего друга, увидев, в чем я собираюсь идти к венцу, вздохнула и вытащила из шкафа ненадеванный костюм:
— Держи. Лешке купила на свадьбу, ну да раз ты первый собрался — надевай, не позорься.
А после венчания друзья устроили нам сюрприз: настоящее свадебное пиршество! Нужно понимать, что это значило в 92-м году, когда прилавки магазинов были пусты, а зарплату уже выдавали с перебоями. Конечно, все обошлось без особого шика, просто каждый принес свои скромные запасы, и получился вполне приличный свадебный стол. Нас с Ниной усадили за него во главе, регент Сережа зажег перед нами две свечи, и положил на них по кусочку афонского ладана. Едва подняли первый тост, и прозвучало традиционное «Горько!», как кто-то закричал:
— Смотрите, что делается!
А посмотреть и впрямь было на что. Свечи перед нами вдруг вспыхнули ярким пламенем, воск начал быстро оплавляться, горящие фитили причудливо свились, и несколько секунд все наблюдали удивительное зрелище: два пылающих кольца — большое и поменьше — сияли перед женихом и невестой на концах венчальных свечей.
— Ну вот, и Господь вас благословил, — сказал Сережа, — а вы переживали, что денег на кольца нет.
Так мы стали мужем и женой.
С самого начала нашей семейной жизни я четко для себя определил, что главная задача мужчины в семье — принятие решений. Я — кормилец семьи, я — защита ее от всех невзгод, на мне — вся ответственность за нее. Осознавать это было страшно, особенно — в то смутное время, когда страна балансировала на грани гражданской войны, голода и хаоса. Не раз и не два мне хотелось тогда завыть по-собачьи от отчаяния и полной безнадеги. Заводы и фабрики останавливались, деньги дешевели стремительно, продукты выдавали по карточкам раз в месяц. А у меня — беременная жена, диплом руководителя оркестра русских народных инструментов и отсутствие малейшего представления о том, как себя вести в творящейся кругом неразберихе. Но я упрямо продолжал верить, что Господь всё устроит, главное — самому жить правильно. И эта вера спасала в самые тяжкие времена.
Я устроился на стройку учеником каменщика. На практике такое «ученичество» сводилось к подноске кирпича и раствора бывалым рабочим. Вставать нужно было в полшестого утра, потому что найти работу удалось лишь в соседнем городе. Я поднимался, бежал на электричку, час ехал в промерзшем вагоне, потом пересаживался в промерзший автобус и все равно опаздывал минут на пятнадцать, за что неизменно получал втык от сурового бригадира. Потом — восемь часов укладывал на поддоны обледеневший кирпич, таскал ведрами раствор на пятый этаж и продолжал получать колоритные замечания от бригадира, теперь уже по поводу моей нерасторопности. Домой возвращался после восьми вечера, еле живой от усталости, а на следующий день — снова ни свет ни заря бежал на электричку. И одно только грело душу среди этой чехарды: я — кормлю семью. Тогда совсем еще маленькую (жена и сын, которого она носила под сердцем) но — свою, дорогую, любимую. Если я этого не буду делать, они просто пропадут.
Спустя год я уже сам довольно лихо клал кирпичную кладку, и начал зарабатывать вполне приличные по тем временам деньги. На еду и одежду хватало, вот только жилья своего у нас не было. Но по-прежнему я жил непоколебимой уверенностью в то, что Бог посылает нам всё необходимое, придет время — пошлет и жилье. Так оно и получилось. Правда, сначала жизнь подтолкнула меня к принятию еще одного важного решения.
(Продолжение следует)
Показать ответы (3)
Вот так, впервые в жизни, я всерьез задумался о создании семьи. «Жить быстро, умереть молодым» — это ведь не пустые слова. Для рок-тусовки начала девяностых они оказались вполне адекватным описанием жизненного маршрута: некоторые из моих тогдашних знакомцев не дожили и до тридцати. Я тоже по ряду причин был уверен, что не доживу, поэтому ни о какой семье даже не помышлял. А тут, благодаря Церкви, пришлось делать такой нежданный выбор. И я вдруг понял, что расставаться с моей девушкой мне совсем не хочется, что если уж и есть на свете человек, с которым я готов навсегда связать свою жизнь, то это — именно она.
На очередную стипендию купил я букет гладиолусов, два колечка самоварного золота в отделе бижутерии — и пошел свататься. Без всяких предварительных договоренностей, впервые за год нашего знакомства явился в дом родителей моей будущей жены и сделал предложение. А уже на следующий день, ранним утром, мы бежали с ней на электричку, чтобы ехать в соседний райцентр, где в храме служили мои друзья. Там батюшка посмотрел наши паспорта и согласился нас венчать. Сегодня такое трудно представить, но мы действительно сначала обвенчались и лишь спустя четыре месяца зарегистрировали свой брак.
Денег у меня не было вообще, свадебное торжество устраивать было не на что. Венчаться я приехал в потертых джинсах и рваном свитере, а кольца наши обручальные стоили, как сейчас помню, — 84 копейки. Но что значат деньги и золото, когда тебе двадцать четыре года, рядом — любимая, а в душе — горячая неофитская убежденность в том, что Бог всё устроит, главное — не грешить.
Собственно, Бог всё и устроил. Мама моего друга, увидев, в чем я собираюсь идти к венцу, вздохнула и вытащила из шкафа ненадеванный костюм:
— Держи. Лешке купила на свадьбу, ну да раз ты первый собрался — надевай, не позорься.
А после венчания друзья устроили нам сюрприз: настоящее свадебное пиршество! Нужно понимать, что это значило в 92-м году, когда прилавки магазинов были пусты, а зарплату уже выдавали с перебоями. Конечно, все обошлось без особого шика, просто каждый принес свои скромные запасы, и получился вполне приличный свадебный стол. Нас с Ниной усадили за него во главе, регент Сережа зажег перед нами две свечи, и положил на них по кусочку афонского ладана. Едва подняли первый тост, и прозвучало традиционное «Горько!», как кто-то закричал:
— Смотрите, что делается!
А посмотреть и впрямь было на что. Свечи перед нами вдруг вспыхнули ярким пламенем, воск начал быстро оплавляться, горящие фитили причудливо свились, и несколько секунд все наблюдали удивительное зрелище: два пылающих кольца — большое и поменьше — сияли перед женихом и невестой на концах венчальных свечей.
— Ну вот, и Господь вас благословил, — сказал Сережа, — а вы переживали, что денег на кольца нет.
Так мы стали мужем и женой.
С самого начала нашей семейной жизни я четко для себя определил, что главная задача мужчины в семье — принятие решений. Я — кормилец семьи, я — защита ее от всех невзгод, на мне — вся ответственность за нее. Осознавать это было страшно, особенно — в то смутное время, когда страна балансировала на грани гражданской войны, голода и хаоса. Не раз и не два мне хотелось тогда завыть по-собачьи от отчаяния и полной безнадеги. Заводы и фабрики останавливались, деньги дешевели стремительно, продукты выдавали по карточкам раз в месяц. А у меня — беременная жена, диплом руководителя оркестра русских народных инструментов и отсутствие малейшего представления о том, как себя вести в творящейся кругом неразберихе. Но я упрямо продолжал верить, что Господь всё устроит, главное — самому жить правильно. И эта вера спасала в самые тяжкие времена.
Я устроился на стройку учеником каменщика. На практике такое «ученичество» сводилось к подноске кирпича и раствора бывалым рабочим. Вставать нужно было в полшестого утра, потому что найти работу удалось лишь в соседнем городе. Я поднимался, бежал на электричку, час ехал в промерзшем вагоне, потом пересаживался в промерзший автобус и все равно опаздывал минут на пятнадцать, за что неизменно получал втык от сурового бригадира. Потом — восемь часов укладывал на поддоны обледеневший кирпич, таскал ведрами раствор на пятый этаж и продолжал получать колоритные замечания от бригадира, теперь уже по поводу моей нерасторопности. Домой возвращался после восьми вечера, еле живой от усталости, а на следующий день — снова ни свет ни заря бежал на электричку. И одно только грело душу среди этой чехарды: я — кормлю семью. Тогда совсем еще маленькую (жена и сын, которого она носила под сердцем) но — свою, дорогую, любимую. Если я этого не буду делать, они просто пропадут.
Спустя год я уже сам довольно лихо клал кирпичную кладку, и начал зарабатывать вполне приличные по тем временам деньги. На еду и одежду хватало, вот только жилья своего у нас не было. Но по-прежнему я жил непоколебимой уверенностью в то, что Бог посылает нам всё необходимое, придет время — пошлет и жилье. Так оно и получилось. Правда, сначала жизнь подтолкнула меня к принятию еще одного важного решения.
(Продолжение следует)