Aндрей, 56 - 1 октября 2007 11:22

[I][B]Что касается всевозможных клик, которые вопят перед моими картинами, для меня это несущественно, тем более, что я и сам сознаю, насколько все мной сделанное несовершенно. Но неважно! Хоть на минуту касаешься Неба, тотчас же от тебя ускользающего, - зато эта мелькнувшая перед глазами мечта есть нечто большее, чем вся материя[/B].[/I]
Великий французский художник Поль Гоген

Гоген начинает копить деньги, чтобы уехать на Таити вместе с женой. Он спешит в Копенгаген: «Пойми, я любил тебя одну, люблю и сейчас, хотя безответно». Он разворачивает перед ней красочные картины их жизни в Океании. Только просит дать ему три года, пока он там освоится и начнет писать так, что вся его предыдущая живопись покажется розовой водицей. «Увидишь, я выиграю битву. Ты будешь отдыхать, а я работать. И может когда-нибудь ты поймешь, какого отца дала детям. А когда мы оба поседеем, пусть страсть уже будет не для нас, но мы вступим в полосу покоя и духовного счастья». Его жена Метта отказалась… Корабль вёз его на Таити, а душа рвалась в Копенгаген. Особенно к дочери Алине, которая со всем простодушием детской любви сказала ему на прощанье: «Когда-нибудь я буду твоей женой».
Гоген поселился на острове Таити за полсотни километров от столицы среди туземцев. Томимый духовной жаждой, он надеялся предпринять как бы обратное путешествие в Рай, искренне полагая, что как обитатели земного Эдема, таитяне также близки к Богу, как Адам и Ева. Он даже взял себе в жены местную девушку по имени Техура, думая, что так скорее сможет проникнуть в религиозные тайны диковинного мира. «Мы беспрестанно наблюдали друг за другом. Однако для меня она оставалась непроницаемой. И в этой борьбе я был быстро побежден, и скоро я оказался для Техуры открытой книгой. Я любил её и говорил об этом, вызывая у нее улыбку: она это и без того отлично знала! Со своей стороны, и она, по-видимому, любила меня, однако не говорила мне этого». Через два года, едва не умерев от голода и нищеты, он сдался, и, бросив на пристани вторую супругу, сел на пароход, чтобы вернуться к первой.
У таитян он не нашел никакой веры, кроме обычной народной каши в голове. Кровавый культ с каннибализмом был, слава Богу, упразднен. Но подлинного христианства они тоже не обрели, потому что здесь оно насаждалось оружием, а не дарилось с любовью. Он решил бросить живопись и хлопотать о месте преподавателя в лицее. «Это обеспечит нам кусок хлеба на старости лет, дорогая Метта, и мы заживем счастливо вместе с нашими детьми, не зная больше тревоги о будущем».
В Париже был провал выставки. Жена отказалась приехать, хотя и звала к себе. Он хотел, было, в Данию, но сорвался, сломал в пьяной драке ногу и, вдобавок, подхватил неприличную болезнь…
Через полтора года Поль написал «Автопортрет у Голгофы» и уехал в Океанию навсегда. В апреле, вместо денег, которых он ждал с лихорадочным нетерпением, почта принесла горькую весть о смерти его двадцатилетней дочери Алины, скончавшейся в январе от воспаления легких. Сначала Поль заявил, что его эта новость не трогает. Потом признался, что ему стыдно за эти слова и произнес еще более ужасные: «[B]С самого детства несчастья обрушиваются на меня. Никогда ни единой удачи, никогда ни единой радости. Все против меня, и я восклицаю – Боже, если ты есть, я обвиняю Тебя в несправедливости, в злобе. Да, при известии о бедной Алине я стал сомневаться во всем, я смеялся, бросая вызов. К чему добродетели, храбрость, ум? Одно только преступление логично и имеет смысл».[/B]
Вскоре к нищете прибавился страшный, похожий на проказу, конъюнктивит, лишивший его работы. Он послал жене отчаянное письмо и получил такой ответ, что больше они друг другу не писали.
На грани безумия он пишет картину «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?» и эссе «Католичество и современное познание», как своего рода комментарий к полотну. Он делает вид, что хочет отделить Христа от Церкви. «Бог не принадлежит ни ученым, ни логикам. Он принадлежит поэтам. Он – символ Красоты. Он сама Красота». Но из-под красивых слов подлинная цель его выступления прорывается наружу: «Церковного Бога, - пишет он, - надо убить! С философской точки зрения, это, может быть, лучшее из того, что я высказал за свою жизнь». На Рождество Гоген собрал весь мышьяк, которым лечил свои язвы, поднялся в горы и принял его, «потому что здоровье вдруг пошло на поправку», и он «потерял надежду на естественную смерть».
Будь Поль циничным богоборцем, на этом, вероятно, его бы история и кончилась. Но это был все же искренний вопль поистине многострадального Иова, и Господь услышал его. Сильная рвота вывела из уже теряющего жизнь организма яд. Он оклемался. Написал автобиографическую вещь «Всадники», подражая своей любимой гравюре Дюрера «Рыцарь, дьявол и смерть». Перебрался на другой остров и даже начал ходить к мессе.Хорошие отношения с епископом продлились не долго. Зато он подружился с протестантским пастором Вернье, и все последние свои дни провёл с ним; в беседах о Боге.

Гоген [COLOR=red]"Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?" [/COLOR]1897 год
Бостон. Музей искусств

• 
• 
•