Aндрей, 56 - 1 октября 2008 13:08

В альбоме у Чюрлёниса есть такая запись: «Я видел страшный сон. Была черная ночь, лил, хлестал ливень. Вокруг – пустота, темно-серая земля. Хотелось бежать, скрыться, но ноги вязли в грязи, несмотря на то, что в каждый шаг я вкладывал все силы. Ливень усиливался, а с ним и мой страх. Хотелось кричать, звать на помощь, но струи холодной воды заливали горло. Вдруг сверкнула безумная мысль: все на земле потонуло, все – города, деревни, избы, костелы, леса, башни, поля, горы – все затопила вода. Люди ничего об этом не знают. Сейчас ночь. В избах, дворцах, виллах, гостиницах преспокойно спят люди. Спят глубоким сном, но ведь это утопленники. Белые, распухшие, окоченевшие, нечеловечески храпят, укутываются в одеяла, бормочут что-то, чешут распухшие животы, и жутки их выпученные, белые, как сало, глаза. Безнадёжная боль и страх. Силы меня покинули, я поднялся и стал глядеть в пустоту до крови в глазах. Мир казался единой траурной арфой. Все струны дрожали, стонали, жаловались. Хаос недоли, тоски и печали. Хаос страдания, мук и боли. Хаос пустоты, давящей апатии. Хаос мелочей, в меру ничтожных, в меру коварных – страшный серый хаос. Объятый страхом, я пробирался меж струн арфы, и волосы у меня вставали дыбом каждый раз, как только я касался струн. Утопленники играют на этой арфе, думал я. И дрожал. И брел средь шума и рева, жалоб и плача грандиозного мирового ливня...»

[B][COLOR=brown]"Потоп"[/COLOR][/B]

Чюрлёнис спасается работой: «Я рисую! – пишет он жене. – С четверга рисую по 8-10 часов ежедневно. Ничего не получается, но это неважно. Если бы ты знала, какая радость работать упорно, бешено, без передышки, до потери сознания, забыв всё! Везде цветы, птицы, везде лето, везде прекрасно, а я – ничего. Я рисую». В судные свои дни он начинает две светлейшие вещи: «Рай», где воскресшие люди, по слову Христа, «ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах», и «Арку Ноя».

[B][COLOR=brown]"Рай"[/COLOR][/B]

У корабля его надежды были паруса. И был опыт, потому что десять лет назад один потоп ему уже пришлось пережить. Мария Моравская покорила Чюрлёниса дивным голосом и тем, что посадила берёзку на могиле молоденькой сестры Шопена. «Повела туда Константина, - вспоминала она, - Моросил мелкий дождь, с листьев капли как слёзы падали на наши лица. Уже изрядно намокли, когда, показывая рукой на небо, он сказал: «[COLOR=red]Эти капли, падающие с неба на нас, это благословение, которое нам дано[/COLOR]». Когда промокшие, мы возвращались домой, души наши были полны покоя...» Папа Чюрлёниса был церковным музыкантом, которому надо было прокормить девятерых детей, дед – крестьянином: «Не позволю! – кричал старик Моравский, – Не желаю, чтобы моя единственная дочь стирала бельё где-нибудь на пятом этаже!» Он запретил ей даже письма получать, но Константин выкрутился: стал часто писать ее брату, и своему другу, Евгению, а между строк, лимонным соком, – слать весточки возлюбленной. Мария нагревала бумагу, сок темнел, роман продолжался. Тогда отец выдал несчастную за многодетного вдовца. [COLOR=red]Перед самой свадьбой ей удалось выбраться к Чюрлёнису и предложить побег. [B]Он отказался[/B][/COLOR]. Он слишком уважал дом, который принимал его с любовью... В благодарность Константина позвали шафером, и на венчании он держал над головой Марии венец. По тем понятиям, это была огромная честь, а не издевательство, но Чюрлёнису было не легче. Он провалился в бездну отчаяния, а мир получил взамен гениальную кантату "De profundis" – "Из глубины".

[B][COLOR=brown]Мария Моравская[/COLOR][/B]

[COLOR=red]Ведь я представлял себе счастье таким близким и возможным[/COLOR]! Однако решил: «[B]Счастлив не буду[/B]» - это столь же верно, как и то, что «[B]умру[/B]». Сие меня как бы утешило несколько, потому что открыл истину. [COLOR=darkblue]Слишком ранимый, слишком близко все принимаю к сердцу[/COLOR], чужих людей не люблю и боюсь их, жить среди них не умею. Деньги меня не привлекают, ожидает меня нужда, сомневаюсь в своем призвании и таланте, и ничего не достигну. Итак, буду ничто, ноль, но буду знать свое положение.
[B]из дневника Микалоюса Чюрлёниса[/B]
«Человек страдает, пока не смирится». Чюрлёнис три года мучился, а потом поступил в художественную школу и одновременно, краской и нотами, начал писать грандиозную «Сонату моря». Первая её часть, Allegro, это первая строчка Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Вторая, Andante, – мир, утопающий в Божиих слезах, и Корабль спасения.

[B][COLOR=brown]"Соната моря"[/COLOR][/B]

«Знаешь ли ты, кто такая Зося? – пишет Чюрлёнис брату. – Это моя невеста. Та, о которой я столько мечтал, искал ее на своем пути, а встречал лишь разочарование и обман. [COLOR=red]Сейчас так хорошо у меня на душе, что хочется обнять весь мир, прижать к себе, согреть и утешить[/COLOR]!»

Они были так близки, что Константин звал свою Зосеньку «братишкой», но счастья молодым досталось буквально несколько мгновений. Учитель музыки голодал, и чтоб хоть что-нибудь заработать на свадьбу, отправился в Петербург. 1 января 1909 года Чюрлёнис венчался в Литве, где совершенно потряс домашних тем, что принял родительское благословение, стоя на коленях.
Улетела черная птица – какой свет над нашими головами. [COLOR=red]Зосенька, правда, ты знаешь, что такое счастье? Знаешь, потому что оно здесь, со мной, с нами. Так странно, и так чудесно. Вокруг нас буйные золотые колосья, над нами – двенадцать радуг! Удаляется черная буря, а мы, как дети, ловим ладонями молнии, улыбаясь буре, колосьям и самим себе.[/COLOR]
Микалоюс Чюрлёнис

[B][COLOR=brown]"Соната звёзд"[/COLOR][/B]

«Сегодня не могу писать тебе письмо. У меня очень тяжело на душе. Я похож на птицу, которую придавило бревно, однако живу, и крылья мои невредимы, только прикован я и очень устал. Малютка, не думай плохо обо мне. Я соберусь с силами и вырвусь на свободу. [COLOR=red]Полечу в очень далекие страны, в край вечной красоты, солнца, сказки, и долго смотреть буду, чтобы ты могла потом прочесть это в моих глазах[/COLOR]».
На Рождество жена приезжает к нему в Петербург и находит совершенно больным. В тяжелейшем нервном расстройстве она везёт его в Литву, и вскоре устраивает в частную клинику под Варшавой. Врачи категорически запрещают рисовать, и бедный Чюрлёнис вынужден утешаться тем, что его последние картины имеют успех, ими интересуются покупатели, их приглашают на выставки за рубеж. От этой радости и от рождения дочки, конечно, ему становится лучше. Родные уже получают письмо: «Кастукас выздоровел!» Но тут, ускользнув от смотрителей, он в одном халате идёт гулять в зимний лес, заболевает воспалением лёгких, и 10 апреля 1911 года на руках Софии и Марии умирает от кровоизлияния в мозг.

"[COLOR=darkblue]Знаешь, Малютка, когда мы пошли в тот раз через леса больших сосен и елей, а ночь была звездная, тогда казалось мне, что возвращаемся с тобой из удивительного похода: были мы на вершине горы Арарат, а Ты знаешь, Малютка, что последние капли дождя сорокадневного, дождя, который залил всю землю, обратились в алмазы. Тогда я открывал полумерзлые капли, а ты бросала их на землю для людей. И когда мы спустились вниз, вокруг был слышен шелест, а небо усеяно звёздами. Для тебя я нашел тогда светлячка, и Ты его ласкала в ладонях своих, этого маленького червячка, который светился, как алмаз с вершины Арарата[/COLOR].

Микалоюс Чюрлёнис

[B][COLOR=brown]"Похоронная симфония"[/COLOR][/B]