Архiв_Боннi, 97 - 3 октября 2008 20:38

«Каменные карлики на остановке поддерживали круглые бетонные клумбы. Их злобные гримасы, как и в тот осенний вечер год назад, вызывали во мне раздражение. И хоть это были всего лишь бездумные и бессловесные куски камня, грубо вытесанные, казалось они вновь кричат в голос и насмехаются над моим горем. Мой дорогой человек обнимал меня на этой остановке, крепко сжимал в своих объятьях на зависть карликам, что б потом выпустить и отправить домой на последней маршрутке с глупыми круглыми фарами, отправить навсегда, отправить от себя, отправить, повинуясь обстоятельствам, причинам, приличиям. А карлики хохотали во тьме, маршрутка уносила меня в туман, и я слышала их бесовский гадкий смех, и мне хотелось спрятаться от него, или разбить каменных идолов в дребезги, отомстив хотя бы им, если не обстоятельствам, причинам и приличиям моего, такого ещё недавно дорогого, а теперь слишком дорогого по цене для моих нервов человека…
Я старалась никогда не выходить на этой остановке, будто боялась быть вновь осмеянной, а по сути – просто боялась себя и воспоминаний. И вот сейчас, когда жизнь целого года покрыла болезненное разочарование, вновь приличия и прочая важнейшая в нашем обществе суета, разрушила мой карточный замок счастья. Маршрутка без фар, уже днём, серым осенним, проезжала мимо этих немых свидетелей моей боли и ехала дальше и дальше. Дождь прислонился к стеклу и в каждой капле своей отражал мои глаза, полные слёз. Опять поверить. Опять. И опять стать жертвой для нового слуги жизненных обстоятельств. Я подняла глаза. Передо мной на площади стоял каменный Ленин и всё махал и махал на кого-то рукой, словно хотел прогнать или опровергнуть. Я чувствовала его напряжение, но оно не было вроде связано с моим горем, хотя и мне бы сейчас что-нибудь опровергнуть и отогнать прочь наболевшее… Тем временем маршрутка объехала площадь по кругу, и Ленин повернулся лицом ко мне. Прогонял меня прочь с площади, прогонял в сторону карликов, намекая на приличия – что я не могу отомстить монументам. Я закрыла глаза, отвернулась – мне абсолютно всё равно. У Вас права нет и я не собираюсь выслушивать… Тут мои мысли затормозились – как он мог знать о моих счётах с карликами, тем более – что он был реальным человеком, а они всего лишь сказочные персонажи и ему не ровня? Боже! Что со мной! Может я, как герой Пушкина, схожу с ума, говорю с каменными изваяниями! Я открываю глаза и смотрю на Ленина. Он молчит. Не машет. Он памятник и неподвижен как все они, но… по лицу его словно проскальзывает тонкая улыбка. «Сомневаешься? А если сомневаешься, то нечего карликов избегать, хотя они тебе правду говорили,» - подмигивает он.
Нет! Это какой-то бред. Если маршрутка сейчас не стронется с места, то я сойду с ума. Дождь понял, что нервы мои на пределе. Ему стало жаль меня, и он, обливаясь слезами, наклонными ручейками воды что есть сил толкал маршрутку вперёд. Я снова закрыла глаза. Ожидание становилось невыносимым. Мне уже не было разницы, что подумают другие пассажиры, и рыдания пересилили меня. Мы с дождём плакали на перегонки, но на меня никто не обратил внимание. Не больше чем на дождь. Этот каменный город, такой огромный каменный мешок, из которого не выбраться, сдавил меня что есть силы. Каменные люди, и сами по себе камни, приобретшие признаки людей. Одни давили холодом и равнодушием, другие глумились над моим страданием, хотя по крайней мере всё должно было быть наоборот, и люди должны были быть менее жестокие, чем камни. Но наша жизнь такая головоломка, и никогда не знаешь кто, а в итоге нас пронзит самый близкий человек, так как он лучше всего знает наши болевые точки. Эта мысль немного утешила меня. Значит камни не смогут, и даже эти каменные пассажиры, ведь я уже пронзена, и больше пронзить меня не возможно, а они мне посторонние к тому же и не знают, как ужалить больней. Ведь так? Я подмигнула Ленину. Он вновь махнул рукой, но уже не прочь, а с одобрением. Я поняла…
Жизнь снова закрутилась в круг меня. Машины стронулись, маршрутка поехала прочь с злополучной площади, Ленин неподвижно смотрел мне в след и остался далеко позади, дождь пришёл в себя, и тихо всхлипывал за стеклом. Я утёрла тушь, размазанную по щекам, оглянулась – всё как прежде, и мир не изменился. Всё позабыто, и словно никто не видел моей истерики, не знает моей боли, обиды, морального позора от своей бесполезности…
Поздно вечером я приехала домой, но мне не сиделось на месте. Бродила по квартире без дела, как-то машинально накинула пальто, вышла на улицу, прошлась пешком, проехала несколько остановок и как-то невзначай оказалась на остановке с круглыми бетонными клумбами, которые поддерживали неизменные карлики. Я постояла и пошла прочь, и не слышала больше их смеха. Равнодушие лечит и… порождает ответное равнодушие, так что в этом мире камней всё больше и больше жителей, а нас совсем не осталось…………………»

• 
• 
•